Андрей вспыхнул.

– Хоть ты и считаешь, что зарабатывать мало – это позор, я считаю, что, если государство платит своим докторам наук столь крошечную зарплату, это позволяет мне считать себя честным человеком и при маленькой зарплате. Деньги – это еще не все.

– Особенно, если есть у кого их отобрать или просто украсть. Верно?

– Я требую уважения к суду! – оборвал нас судья.

– Я ничего у тебя не крал, – на полтона ниже прошипел Андрей.

– Рассказывай сказки, – фыркнула я.

Судья пристально посмотрел на нас.

– Вы закончили препираться?

– Да, извините, – произнес за нас адвокат. А мне он прошипел в ухо:

– Вы так сами себе все испортите. Суд – не место для выяснения отношений.

– Ладно, – еле сдержалась я. У меня, оказывается, все еще не пропало желание орать на Андрея.

– Истец, продолжайте.

– Ваша честь, в нашей семье действительно большую часть доходов зарабатывала жена...

– Естественно! – снова не удержалась я.

– Но при этом она постоянно ездила в длительные командировки, а я сидел дома с нашим сыном. Которого она, кстати, теперь настраивает против меня.

– Что? – ахнула я.

– А почему тогда он не хочет со мной общаться?

– А ты пробовал? – ехидно усмехнулась я и посмотрела на Мишку.

Тот покраснел и опустил глаза. Так, значит, папа все-таки ему звонил. А он мне ничего не говорил. Интересно, почему? Ладно, потом разберемся.

– Также, ваша честь, на меня, ученого, занимающегося научной деятельностью, была сброшена большая часть домашнего хозяйства.

– Твоя научная деятельность давно уже пылью покрыта!

– Ответчик, еще одна реплика и я вас оштрафую! – свел брови судья, хотя я сказала свое веское слово совсем тихо, практически себе под нос.

– Извините, – снова за меня сказал Трополенко.

Спасибо ему большое, видимо, адвокаты за это и получают свои деньги – за то, что извиняются вместо своих клиентов. Сегодня Трополенко был в белоснежном хлопковом летнем костюме. Ослепительная снежная вершина, а не ткань. Станислав Георгиевич смотрелся, как идеальная рекламная модель для мужчин среднего возраста.

– И все-таки, ваша честь, я считаю, что нельзя соизмерять участие в совместных доходах исключительно количеством привнесенных денег. В конце концов, ведь я создавал условия для роста ее карьеры. И это, возможно, тормозило мою.

– Есть возражения? – опередив мой язвительный отзыв, спросил судья.

Возражений у меня была целая куча, но все какого-то неюридического характера. Если Андрей создавал условия для моей карьеры, то почему так сильно портил мне нервы? И почему, если это был его вклад в мою работу, он так сильно ее ненавидел? И еще, роман с постоянной любовницей и ребенок от нее – это тоже, что ли, помощь в моей работе?

– Есть, ваша честь. Я прошу приобщить к делу копию договора купли-продажи квартиры, унаследованной от матери доверительницы. Эта квартира и была источником денежных средств, из которых была приобретена квартира, которая является предметом спора.

– Возражаю! – поднял руку муж.

Я увидела, что перед этим Манечка толкнула его в бок. Неужели, она действительно юрист?

– В какой части? – с готовностью дал ему слово судья.

– Квартира наша была куплена раньше, чем умерла ее мама. Она никак не могла быть куплена на средства от продажи наследной квартиры.

– А куда же, по-твоему, я дела деньги от маминой квартиры? – возмутилась я.

– Это не мое дело. Может, на жизнь потратила? Какая разница! К квартире они отношения не имеют.

– Ваша честь, я хотел бы прокомментировать, – продолжил Трополенко. – Действительно, квартира приобретена ранее, но за счет средств займа на работе у моей доверительницы. И этот займ был покрыт за счет наследства. Таким образом, квартира была полностью оплачена за счет средств наследственного имущества.

– Еще какие-то пояснения есть? – уточнил судья.

Я порадовалась за то, что у меня есть Трополенко. Если бы не он, я бы уже давно вскочила и вцепилась Андрею в лицо ногтями. Мне хотелось сделать ему очень, очень больно. Как смел он так хорошо подготовиться к суду!

– Да, ваша честь. Вот справка с места работы моей доверительницы, что заем был полностью погашен именно в период продажи квартиры матери. И еще характеристика с работы.

– Понятно. У ответчика нет возражений по объему имущества, может, что-то добавлено сверх имеющегося в настоящее время?

– Ваша честь! – снова поднялся Андрей. – Я хотел бы приобщить к делу распечатку с банковского счета, из которой следует, что моя супруга сняла с банковского счета, который тоже является предметом спора, все денежные средства в размере восьми тысяч долларов США.

– Возражаю. Арест или запрет на распоряжение не был наложен на счет.

– Возражение принимается. Сторона возражает против приобщения выписки к делу? – уточнил судья.

– Да, конечно! – кивнули мы с Трополенко. Кажется, у нас появилась общая энергетика.

Суд покатился дальше, и в какой-то момент мы в нем перестали быть людьми, а все превратились в калькуляторы, размахивающие чеками, выписками и гарантийными талонами. Мы с математической точностью рассчитывали удары, перебегали из одного конца поля игры в другой, махали невидимыми ракетками. Трополенко принимал удар на себя, я бегала по дальней части корта и пасовала «кручеными». Андрей стоял насмерть и отбивал любые подачи. Я старалась залепить ему в глаз. Он норовил попасть мне по карману. Манечка незримо подсказывала, куда упадет следующий мяч. Судья соответственно судил. Подсчитывал очки. На мыло судью, на мыло.

Стопки бумаг с обеих частей поля медленно и с подробными пояснениями оседали в материалах дела, секретарь печатал за нами, судорожно перебирая пальцами по клавиатуре. Мишка уже устал волноваться и стал скучать. Кажется, даже умудрялся тихо играть в телефон, выключив звук. А что, он же профессионал этого дела. В школе они только и делают, что обмениваются эсэмэсками и играют в солитер. Только однажды его выдернули из этого полузабытья и спросили:

– С кем ты хочешь остаться и жить?

– Я? – растерялся Мишка. Наверное, он уже решил, что мы все тут передеремся как-нибудь и без него.

– Да, ты. С папой или с мамой?

– Я бы хотел жить один, – совершенно искренне ответил Мишка.

Мы с Андреем переглянулись. И это – наш любимый сын. Вот до чего мы допрыгались.

– Тебе еще нет даже шестнадцати. Какое-то время тебе еще надо пожить с кем-то из родителей. До окончания школы. Так что надо высказать свое мнение.

– Что? – оглядывался по сторонам Миша.